ЖИВАЯ ИКОНА

Эта статья скорее очерчивает круг вопросов на которые хотелось бы получить ответы, а не отвечает на них, поскольку ответить на эти вопросы однозначно – сложно.

Иконописец Антон Дайнеко, Минск. Доклад к Питерской конференции

ЖИВАЯ ИКОНА

Ты Христос – сын Бога Живого

Мф. 16-16.

Один иконописец заметил: « Мои друзья в интернете делятся на две категории – художники и иконописцы. Художники делятся картинками и всё время друг друга хвалят. А иконописцы всё время друг с другом спорят.»

Это очень меткое замечание – действительно, на разных сайтах и форумах , где собираются иконописцы, регулярно вспыхивают нешуточные дискуссии. Это уже стало отличительной особенностью таких сайтов. Споры, по большей части, ведутся вокруг путей развития иконописания, например – должна ли икона быть СОВРЕМЕННОЙ или должна быть ТРАДИЦИОННОЙ; надо ли избегать копирования в иконе или это, наоборот, достоинство; возможно ли в иконе творчество и т. п.

Моей любимой книжкой в детстве был « Волшебник Изумрудного города» Волкова. Там , на протяжении всей книги, два персонажа – Страшила и Железный Дровосек – ведут бесконечную дискуссию о том, что для человека важнее: сердце или мозги. Эту дискуссию они продолжали при первом удобном случае, на деле же доказывали необходимость как одного так и другого.

Что-то похожее происходит и с иконописцами - ответы на вопросы очевидны: должна ли икона быть традиционной – конечно должна, иначе мы придем к тем изображениям, которых сейчас много в интернете: Спаситель в виде индейца или Божия Матерь с футбольным мячом. Должна ли икона быть современной – несомненно, поскольку каждому значительному временному отрезку соответствовали свой иконописный стиль и свои взгляды на икону, и по-другому, наверное, быть и не может, а икона ,привнесённая из другого времени, часто смотрится муляжем.

По-моему вопрос гораздо глубже. Будет несколько поверхностным – сказать «икона ДОЛЖНА быть такой-то, или НЕ ДОЛЖНА быть такой; вообще, очень трудно говорить какой же ДОЛЖНА быть икона. Но можно попробовать разобраться какая же икона ЕСТЬ.

Несколько лет назад священник из Гродно заказывал у нас иконы для иконостаса. Он давал достаточную свободу иконописцам - пожелание у него было одно: мне нужны иконы в «рублёвском стиле».

Это пожелание иконописцам хорошо знакомо – словосочетание «рублёвский стиль» стало своего рода магическим словом, произнести которое считают необходимым многие заказчики. Что заказчик в эти слова вкладывает – уже надо разбираться. Мы договорились, что я отберу несколько образцов, на которые буду ориентироваться во время работы. Я отобрал образцы – Хиландарская икона Спасителя 13-го в., Спаситель с фрески Панселина, икона Спасителя из Ватопедского монастыря и ещё пару фотографий , имеющих такое же отношение к Рублёву, но очень выразительных в плане образности и художественного исполнения. В следующий приезд батюшки я разложил все эти образцы и он пришёл в полное удовлетворение –« Да! Вот это именно то, что мне надо».

Эпизод очень выразителен. Не в том смысле, что заказчик не всегда представляет о чём говорит, а в смысле анализа целого ряда достаточно различных иконных изображений.

Эти иконы (к ним для, убедительности, можно легко добавить ещё много образов – Синайского Спасителя 6-го в., Синайского Спасителя 13-го в., Спасителя письма Рублёва и др.) написаны в разное время , в различной манере и вообще, лики, изображенные на них сильно отличаются друг от друга. Если этот ряд продолжать – отличия станут ещё более разительны. Однако, при взгляде на любую из этих икон у нас не возникает никакого сомнения в том Кого мы видим перед собой и , тем более, не возникает ощущения , что в какой-то из этих икон что-то не так. Напротив – все эти образы производят чрезвычайно сильное воздействие на любого зрителя (это замечено по опыту). В оценке этих изображений единодушны практически все – иконописцы и искусствоведы, художники и священники, критики и просто случайные люди - все сходятся в том, что перед ними выдающиеся образцы ХРИСТИАНСКОГО ИСКУССТВА. Как с точки зрения художественной, так и духовной.

Напрашивается вывод: при всех внешних различиях, у всех этих образов (составляющих , без сомнения, вершину иконописания) есть что- то , какое-то качество, которое объединяет их и не даёт зрителю ошибиться, придаёт уверенность в том, что перед ним ПОДЛИННАЯ икона.

.Это позволяет говорить о существовании какого-то критерия , который может быть применим к иконе вообще, хотя говорить о каком-либо критерии в оценке иконописи, конечно, очень трудно . Но эпизод с подборкой иконописных шедевров даёт право предположить, что этот критерий всё же можно, хотя бы отчасти, выделить. Раз он может быть применим к перечисленным шедеврам, возможно, его можно применить и к другим иконам. Важно разобраться - что это за качество.

Критерий

Как-то, минский священник отец Игорь, сам пишущий иконы, на вопрос про копирование в иконописи веско заметил: «В иконе не бывает копии, каждая икона это ОТКРОВЕНИЕ».

Мне эти слова хорошо запомнились. Они применимы не только к вопросу копирования. Они применимы к ИКОНЕ ВООБЩЕ.

Не только к шедеврам, но и к иконам попроще.

Конечно, встаёт вопрос – возможно ли, каким-то образом определить такую тонкую материю как ОТКРОВЕНИЕ и что, вообще, можно отнести под подобное определение.

В двух словах тут разобраться не получится. Хотя с некоторыми образами , конечно, всё просто – смотришь на Спаса из Звенигородского чина и чувствуешь, что перед тобой действительно ОТКРОВЕНИЕ. Но с большинством икон дело обстоит сложнее.

Думаю, можно здесь провести параллель с тем, как в древней Церкви отбирались тексты для Нового Завета. Какой для этого был критерий? – оказывается никакого! Текстов было множество, подлинность у них была примерно одинаковая – то есть никакой подлинности - имя , написанное на свитке, вовсе не гарантировало того, что авторство принадлежит именно этому человеку. Связь между общинами была не та, что сегодня, никакие комиссии для отбора не собирались. И удивительно, что при всём при этом , в результате, всеми Церквями были единодушно одобрены те несколько текстов, что составляют Новый Завет.

Отбор проходил на уровне ощущений – как Бог на душу положит.

Здесь уместно вспомнить слова , вынесенные в эпиграф – ответ апостола Петра на вопрос Спасителя «А вы за кого Меня почитаете?» - «ТЫ ХРИСТОС, СЫН БОГА ЖИВОГО».

Возможно в них ключ к пониманию многого в Церкви, в частности, и критерия отбора евангельских текстов : в этих текстах христиане увидели образ ЖИВОГО БОГА. И это как раз самое ценное, что есть в нашей Церкви. Именно ПРИСУТСТВИЕ Живого Бога отличает Христианскую Церковь от других религий и других общин. И именно это ПРИСУТСТВИЕ может служить критерием и для евангельских текстов и для практически всего в церковной жизни.

И икона здесь, конечно, не исключение. Иконное изображение состоит из множества незамысловатых элементов – штрихов, мазков, линий, которые , в свою очередь, состоят из глины и яичного желтка. И если брать каждый из этих элементов сам по себе – он не несёт никакой смысловой, а тем более духовной нагрузки.

Но когда эти элементы – штрихи, мазки, линии – складываются в определённом сочетании – происходит чудо : штрихи, мазки и линии перестают существовать по отдельности и мы видим перед собой Лик Живого Бога, смотрящий на нас. Это такое же чудо как образ Живого Бога, складывающийся из простых слов Евангельского повествования.

Думаю, именно эту задачу – сложение из множества разрозненных изобразительных элементов Образа Живого Бога – и можно определить ,как главную задачу иконописания.

Сразу встаёт вопрос – как же можно этого добиться ( и насколько , вообще, можно добиться).

Технически или методически не получится. От стиля это мало зависит – история христианского искусства даёт множество образцов различных по стилю и технологиям.

Процитирую своего профессора по живописи из Академии : «ребята, колорит не может быть тёплым или холодным, колорит не может быть синим или красным, колорит или есть или нет.» Так и здесь – или есть или нет.

Уровень технического мастерства конечно имеет значение, но не определяющее. Можно привести массу примеров икон, написанных технически безукоризненно, но не имеющих в себе жизни. И напротив – сколько угодно есть изображений, не доведенных до эстетического совершенства, но несущих в себе это самое ценное качество.

Это опять очень трудноопределимый критерий, упирающийся в, конечном итоге, в личное восприятие. И тут, наверно, как и в случае с евангельскими текстами , хотя и не безукоризненный, но всё же ориентир – совпадение многих личных восприятий. Как видно в случае с подборкой лучших иконописных образцов – это срабатывает. Люди близкие к иконе или далёкие от неё видят и чувствуют в различных иконных изображениях присутствие ОБЪЕКТИВНОЙ ИСТИНЫ в той или иной мере.

Иконописец стоит перед задачей передать эту ОБЪЕКТИВНУЮ ИСТИНУ, но передать Её он может только посредством своего субъективного восприятия.

По-другому в наших условиях быть и не может - откровение передается через конкретного чеоловека (пророка, богослова, художника), обладающего своей индивидуальностью и духовным опытом, характерным только для него.

В связи с этим представляется интересным исследовать, что это вообще такое – личный (субъективный) подход в иконе.

Этот подход, в первую очередь, связан с тем, кто непосредственно икону пишет.

Знаю по своему опыту и по словам многих коллег, что у художника, пишущего икону, бывает одно очень интересное ощущение: когда икона уже закончена, подписана (и тем более, если уже заолифлена) – она начинает жить своей жизнью. И ты смотришь на неё, знакомую до мельчайшего штриха, и не узнаёшь – вроде и твоя , а вроде уже и не твоя.

Это наблюдение подтверждает тезис, что икона - дело живое. И становится интересно – какое же место в ЖИЗНИ ИКОНЫ занимает иконописец.

Иконописец

Несколько лет назад я вывел что-то вроде алгоритма создания иконы. Сделано это было на основе собственного опыта, но, как оказалось, практически у всех знакомых иконописцев работа строится примерно по такому же алгоритму. Процесс оказался разделённым на четыре стадии, последовательно переходящие одна в другую. Каждая стадия имеет собственное название:

1-я стадия называется «Гениально!» - это когда ты в преддверии новой работы. Ты полон энергии и творческих планов, тебе кажется, что вот ТЕПЕРЬ –то ты наконец понял ЧТО и КАК нужно писать, а то что было до этого – всего лишь этап, теперь-то всё будет по-другому…. В общем, готов своротить горы.

2-я стадия, следующая за первой называется «Какой кошмар!» - это когда работа уже в разгаре и ты вдруг с ужасом сознаёшь, что не только и малой доли из своих обширных планов воплотить не в состоянии, но, почему-то ,не можешь сделать и того, что раньше тебе давалось без проблем.

3. Из этого состояния вытекает следующая стадия - «Господи помилуй!» - обращение к Тому, Кто действительно силен создать Икону.

Заканчивается всё 4-й стадией под названием «Слава Богу!» - работа закончена, и получилось если даже и не так , как виделось в начале, то по крайней мере – «как всегда»…

После этого следует некоторая промежуточная стадия, на которой ты постепенно присваиваешь себе то, что тебе на самом деле не принадлежало и всё опять начинается со стадии «Гениально!».

Алгоритм этот, конечно, составлен в несколько ироничном тоне, но, как показали разговоры с коллегами - изрядная доля истины в нём есть. Причём из него очень трудно исключить какую бы то ни было стадию. Даже без стадии «Гениально» всё будет уже совсем по- другому : очень трудно (если вообще возможно) будет пережить стадию «Какой кошмар!» и дойти до 3-ей и 4 – й стадий. И если в начале работы ты не будешь ощущать за спиной крылья – невозможно будет доползти до конца работы.

Налицо набор противоречий, между которыми приходится балансировать человеку, пишущему икону, главное из которых – как в нужной мере совместить в написании иконы свой личный подход и Божественное действие. Как определить эту меру – каждый иконописец решает для себя сам.

Тут, наверно, надо поговорить о противоречиях, которыми часто наполнена жизнь христианина вообще, а не только христианина-художника.

Противоречия встречают христианина с самого начала. Есть даже крылатая фраза – «Евангелие соткано из противоречий». Действительно, получилось так, что христианину очень трудно опереться в жизни на какую-то чёткую инструкцию. У мусульманина или, скажем, иудея, всё регламентировано «от и до» - что надо делать, как и когда (вплоть до мелочей и бытовых подробностей). У нас же всё сложнее и в Евангелии даны не инструкции для исполнения, а скорее КЛЮЧ к пониманию того, как поступить в конкретной ситуации. Указания же часто даны как раз противоположные: с одной стороны – почитай родителей, а с другой – домашние тебе враги; с одной - будьте просты как дети , с другой – мудры как змии; вроде, сказано про свободу, а вроде, и про то, что волос не упадет с головы….

Наиболее же выдающимся христианским мыслителям пришлось исследовать и формулировать самое большое и основательное противоречие – как же возможно было соединить две , казалось бы , несовместимые вещи: Божественную Природу и человеческую. Да и то – КАК же это, всё-таки, возможно никто и не понял. Известно только как это НЕвозможно.

Чёткой регламентации для жизни практически никакой и почти всё оставлено на рассуждение и сознательный подход отдельно взятого христианина. Сама эта ситуация подразумевает множественность возможных решений (поскольку все люди разные) и множественность путей для достижения цели.

Не будет преувеличением сказать, что вся жизнь христианина проходит между исключающими друг друга противоположностями. И очень часто именно это шаткое балансирование между ними, как ни странно, оказывается единственно возможным путем для продвижения к цели.

Применительно же к противоречиям, встречающим иконописца - ­­существуют красивые максимы, наподобие известных слов арх. Зинона о том, что иконописцу необходимо убить в себе художника. Но если начать разбираться более детально не всё оказывается так однозначно.

Если допустить, что в человеке, берущем в руки кисти ,существует набор качеств, которые мы можем условно назвать «художник» и постараться эти качества (или какие-то из них) уничтожить – не потеряет ли человек в целом, что-то очень важное, уникальное и невосполнимое?

Под «художником», скорее, имеется в виду эмоционально- душевный склад человека. Этот склад, эти особенности, составляют индивидуальность человека и неотъемлемы от его художественного творчества. У любого хорошего художника механизм связи его душевного склада с художественными способностями очень сильный, очень тонкий и очень сложный. Именно эта связь позволяет художнику донести до зрителя свой внутренний мир и делает художника интересным для зрителя. Это таланты, которых у кого-то три, а у кого-то пять или десять. Сами по себе дары это потенциал . Человек вправе распорядиться набором данных ему качеств тем или иным образом, то есть можно говорить о наличии ещё одного условного персонажа . Его вполне можно назвать «режиссёр».

Эмоционально –душевный, чувственный склад человека и данные ему таланты это индивидуальность художника. «Режиссёр» же - это личность, тот, кто действует, и кто способен направить качества « художника», его индивидуальность в нужное русло. Но и «режиссёр» не может действовать сам по себе. Ему необходимо то, ЧЕМ (или КЕМ) он действует. И чем более совершенный и сложный «инструмент» находится в его руках – тем совершеннее будет достигнутый результат. Художественное творчество, в наших условиях, неотъемлемо связано с душевной сферой, а значит наиболее совершенный «инструмент» это тот художник, у которого все эти связи – связи чувственно-эмоциональной стороны с художественным восприятием - наиболее развиты. Даже если воспринимать индивидуальность как меру ущербности конкретного человека, можно сказать, что конкретная мера ущербности делает художника художником.

Стоит ли отказываться от этого достояния и стараться как-нибудь его изжить или «убить» в себе? Что-то подсказывает, что это , вообще, не очень –то и возможно, а если и произойдёт, тогда скорее всего уже невозможна будет художественная работа, как таковая (можно сказать – художественное творчество), поскольку пропадёт основная её составляющая. А без художественной работы вряд ли будет возможна и икона (по крайней мере, в том виде, в каком мы к ней привыкли).

Можно поставить вопрос – желательно ли бороться с этой индивидуальностью и следует ли рассматривать борьбу с ней как достижение?

Ответ можно попробовать увидеть в удивительном художественном разнообразии иконных образов, написанных за предыдущие столетия. Что это, как не проявление индивидуальности? И это проявление не помешало создать многочисленные и разнообразные шедевры, о которых мы говорили вначале и достоинства которых очевидны.

То, что отсутствие индивидуальности не является достоинством, можно заметить и на примере обширной современной (и не только современной) « иконописной продукции», вышедшей из многочисленных «артелей» и фабрик. Оттуда, где присутствует своего рода «конвейер», изгоняющий всякую индивидуальность , но мало что приносящий взамен.

Косвенным доказательством того, что о Единой Истине можно свидетельствовать по-разному и разными словами может служить и наблюдение за трудами и , особенно, за личностью известных святых, которые зачастую, не только слабо соглашались друг с другом, но , бывало, и просто плохо друг друга переносили (как было, например, с великими святыми Иоанном Златоустом и Кириллом Александрийским). Традиционные жития нередко рисуют приглаженный и обобщённый образ святого, реальные же свидетельства об их жизни - наоборот обнаруживают яркую индивидуальность. В этом, возможно, есть подтверждение того, что индивидуальность, как таковая, уж во всяком случае не является препятствием к духовному росту. Она неразрывно соответствует и сугубо индивидуальному и неповторимому духовному пути каждого , отдельно взятого, человека (тем более святого человека).

Всё это даёт возможность говорить об индивидуальности художника, как о неотъемлемом факторе в иконописи . Вопрос остаётся в том, что этот подход должен быть не ЦЕЛЬЮ, а СРЕДСТВОМ для достижения цели. Противоречия между формой и содержанием характерны и для многих произведений светского искусства, в иконе же они ещё более разительны и недопустимы, так как искажают изначальную идею иконописания.

Любая икона имеет в себе две составляющие – Божественную и человеческую. Божественная составляющая остаётся неизменной на протяжении тысячелетий, человеческая же менялась в зависимости от времени, места, эстетического развития общества и взглядов конкретного художника.

Иногда вообще встаёт вопрос – насколько возможен баланс между Содержанием иконы и авторской индивидуальностью иконописца. Но то, что этот баланс возможен, подтверждают примеры приведенных выше икон. Конечно его трудно достичь в той мере, в какой его достигали эти немногие авторы. А в какой мере он достижим для нас – это вопрос , на который можно ответить только практически.

То же, что многое в жизни христианина проходит в шатком, на первый взгляд, балансе мы видели на других примерах и это так же можно считать подтверждением правильности такого пути.

.

Здесь надо обозначить Ещё один важный момент – личный опыт, прежде всего , конечно, духовный.

Опять уместно провести параллель с богословием, так как глубокое богословие невозможно представить без серьезного личного опыта, как и глубокую икону. И слово, сказанное о Боге, будет живым только в том случае, если сказано от полноты внутреннего опыта. Как и написанная икона. И богословский труд и иконописное изображение можно сравнить с видимой небольшой частью айсберга, в то время как основная глыба скрывается под водой.

У иконописца хронологию его внутренней жизни можно, в значительной мере, проследить по хронологии его работ. Выскажу предположение, что иконописец всю свою творческую жизнь пишет ОДИН образ Христа ( или, скажем, один образ Богоматери), пробираясь к ним через тернии стилей, технологий и художественных взглядов. И каждая новая икона это ещё один штрих к тому главному ОБРАЗУ, который иконописец старается разглядеть с самого начала, но, как бы, плохо его различает. С течением же времени и появлением новых штрихов-икон этот образ становится явственнее и отчетливее. Поиск этот ( у вдумчивого иконописца) имеет благородную цель – изобразить Бога таким как Он есть - очистить , насколько возможно, Его изображение от примесей стиля, личных временных художественных пристрастий и других случайных моментов. Этим поиском, думаю, объясняется как большое количество похожих образов у какого-то одного иконописца, так и наоборот – резко разнящиеся между собой образы. В первом случае это осознанный этап в художественном развитии и то, что автор не спешит бросаться в крайности и стилистические изыски – скорее плюс. Во втором же это результат решительного поиска.

Здесь, конечно, снова натыкаемся на противоречие – такая очистка, в наших условиях, опять же возможна только через личное субъективное участие конкретного художника – опять всё тот же шаткий баланс: иконописец старается очистить икону от всего субъективного посредством своего субъективного восприятия.

Получается, что только в этом балансе и рождается икона. Икона и традиционна и современна, икона и индивидуальна и очищена от индивидуального, икона плод соборного творчества и, в то же время, личного отношения иконописца. Икона существует на границе двух миров и несёт в себе черты как одного, так и второго. Иконописец же, в этой ситуации, выполняет роль своего рода сталкера, открывающего зрителю иную реальность. Только каждый такой сталкер показывает эту реальность как бы под своим, немного отличным от остальных, углом зрения.

Здесь уместно вспомнить известную притчу про слепых и слона : кто-то обнял ногу и решил: "слон подобен колонне", другой взялся за хобот и сказал: " слон похож на змею" и так далее...

Явление, которое стараются описать богословы и изобразить иконописцы, настолько огромно, неописуемо и неизобразимо, что по-другому это , наверно, и невозможно. Если ни один, даже великий, богослов не сказал за время развития христианской мысли, о Христе во всей полноте, но эта полнота была сформулирована только благодаря последовательной работе многих и многих людей на протяжении огромного отрезка времени, и без вклада одних не было бы достижений других ( так как каждый добавлял что-то, чего не было у предшественников, но не сказал всего ), то, возможно, и в иконе происходит что-то подобное. И если в земных условиях передача Божественной истины возможна только при участии конкретных людей, располагающих своей неповторимой индивидуальностью, своим сочетанием талантов и своей же ограниченностью, то , возможно, и всю иконопись можно рассматривать как последовательный труд людей в попытке максимально точно и полно увидеть и изобразить своего Бога. И каждая икона, каждый образ здесь – ещё одно слово, еще один штрих, дополняющий этот портрет. И потеря этого штриха приносит пусть и малозаметный, но всё же ущерб общему изображению.

И это общее изображение, складывающееся из многих и многих отдельных черт и штрихов, возможно, тоже следует считать ЖИВОЙ ИКОНОЙ нашего Бога и Спасителя. И процесс создания этой Иконы продолжается…