Несколько лет назад у меня получилось позакомиться поближе со швейцарской церковной архитектурой, вернее с несколькими старыми храмами. Храмов, вообще, в Швейцарии много, сохранились они хорошо и многие имеют свой оригинальный вид – реставрации проводились бережно - без перестроек, металлочерепицы и нитрида титана. Особенное эстетическое удовольствие я получил в городке Домат-Эмс, когда добрался до часовни св. Антония. Она стоит на вершине холма в самом центре города, просматривается со всех его концов и сохранила свой вид с начала 18-го века. Ничего особенного ни в архитектуре, ни в отделке, ни в декоре нет – все более чем просто: оштукатуренные и побеленные стены, деревянная кровля с маленькой главкой и всего две иконы провинциального барочного письма. Даже если не трогать выдающихся образцов церковного зодчества, в соседних деревнях много храмов и древнее и оригинальнее и художественнее.
Но именно возле этой скромной маленькой часовни я очень четко понял ЧТО такое присутствует в большинстве старых храмов и ЧЕГО, к сожалению, нет в большинстве современных. Это , пожалуй, самое важное качество для произведения искусства, вообще, и для произведения церковного искусства в особенности. Если этого качества нет – все ( пусть даже прекрасные) росписи, иконы, скульптуры и прочие составляющие архитектурно-художественного облика остаются всего лишь набором отдельных навязчивых изображений и архитектурных элементов, которые только мешают воспринимать нечто главное и ценное в храме. Если же качество это присутствует – даже не самые выдающиеся архитектура и живопись выполняют свою задачу – подводят человека, пришедшего в храм, к той ВСТРЕЧЕ, которая и должна состоятся в храме.
Я для себя определил это качество, как ОРГАНИЧНОСТЬ.
Определение попробую дать ниже, вначале же важно понять о чем, вообще, идет речь.
А для этого надо поговорить об антитезе органичности, то есть провести своеобразное доказательство от противного.
Антитезу я назвал БУТАФОРИЯ. Начнем мы от нее, потому что как раз ее найти не составит никакого труда.
БУТАФОРИЯ процвела в современном церковном искусстве пышным (просто-таки пышнейшим) цветом. Её сады (или джунгли?) мы наблюдаем практически в каждом храме и, уж совершенно точно, в каждой церковной лавке – ты смотришь на иконы, которыми эта лавка завешена, и ловишь себя на том, что начал понимать иконоборцев. Что творится в магазине комбината «Софрино» боюсь даже представлять – к счастью, я там не был. Сребро-позлащенные ризы для икон, престолов и мебели; подсвечники-паникадила-лампады в «канделяберном стиле» – всем этим наши храмы заполнены до отказа. Росписями, резьбой и позолотой покрыты многие квадратные километры. Конвейер, производящий иконы, производит их в угрожающих количествах – поток, сходящий с этого конвейера уже затопил буквально все храмы и жилища благочестивых христиан. И беда не только с «Софрино» - не отстают и остальные мастерские, артели и художники с архитекторами и ремесленниками. Из резных иконостасов, наверно, можно выстроить Великую Китайскую Стену, оформленную на любой вкус: в стиле 16-го века, барочном стиле, классическом, неовизантийском, псевдорусском, псевдо-неовизантийском и нео-псевдорусском. Проблема не в самой резьбе и не в этих стилях, а в том, что большинство современных храмов (немногие сохранившиеся исторические трогать не будем) отношения к этим самым стилям не имеют.
Из всго этого изобилия формируется образ, который больше всго напомиает то ли Теремной Дворец, то ли сказочый Град Китеж с лаковых шкатулок: ты смотришь на главки и маковки, на добрых молодцев, на румяных девиц в кокошниках, потом открываешь шкатулку, а там лежит печатный пряник. Сладостность всего этого уже давно перешла в приторность и навязчиво сигнализирует о приближающемся диабете.
Кто и в какой момент решил сделать пряничный Град Китеж с лаковых миниатюр ведущим стилем церковного эстетизма?
Я не против Града Китежа и лаковых миниатюр – это часть фольклора. Но, почему сладкие образы с привкусом сюрреализма( этот стиль можно с полным чувством назвать ПРЯНИЧНЫМ СЮРРЕАЛИЗМОМ) стали популярны в церковном мейнстриме – не совсем понятно. Я не против Теремного Дворца – он хорош для своего времени и своего места. Но, если время уже давно совсем другое и место другое тоже – чем обусловлена эта любовь к орнаментально-декоративной мишуре a la 17-й век и разноцветным маковкам, повторенным в нитриде титана? Искусство это язык, на котором разговаривают с современниками, наиболее одаренные представители того или иного поколения. И этот язык должен быть естественным (органичным), чтобы современники его поняли. В противном случае, высказывание не будет понято теми, кому оно адресовалось (а поймут ли его потомки – тоже далеко не факт). И жизнь и эстетика вокруг сейчас совсем другие – почему в церковном искусстве мы прибегаем к несуществующему и, во многом, выдуманному языку, чтобы свидетельствовать об Истине?
Для 90-х годов это было закономерное явление – сделать резьбу как в 16-м веке, потому что это хорошая резьба; сделать резьбу в классическом стиле потому что это красиво; сделать резьбу a la Клим Михайлов&Дорофей Золотарев, потому что это традиция....
Это было тогда закономерным для церковной жизни, вообще. Никто ничего про церковную жизнь не знал и было ощущение, что если просто симитировать традиционные (освященные временем) формы этой самой жизни – все получится само собой. И мы начали имитировать.... Придавать храмам внешний вид Покрова-на-Нерли, придавать иконам вид рублевских икон, придавать песнопениям вид знаменного распева, придавать самим себе вид людей, живущих жизнью Церкви...
И получилось!
Храмы всех возможных видов и стилей выросли как грибы после дождя; в каждом храме содержится полный джентльменский набор икон Рублев-Дионисий-Панселин; на Рождество и Крещение церковные стены ломятся от христианского народа. Мы симитировали Покрова-на-Нерли, симитировали Рублева, симитировали молитву, симитировали христианскую жизнь...
Копирование и подражание это естественный способ любого обучения. Но только способ. Воспроизведение внешних форм это путь, но это не цель. Теперь же, когда многочисленные храмы заполнились тысячами клонированных, с разной степенью таланта, изображений и внешние формы сделались, наконец, как прежние ( и даже лучше) - появилось ощущение, что в какой-то момент СРЕДСТВО стало ЦЕЛЬЮ.
Понимание того, что это всего лишь этап, всего лишь средство и, что нужно делать следующий шаг - не популярно сегодня в широких верующих массах. К этому подошли только считанные люди. И только считанные люди смогли сделать этот следующий шаг – соединить Христианство с РЕАЛЬНОЙ жизнью.
Для большинства людей Христианство/Православие это нарядный храм с луковками и маковками, стоящий посреди облезлых девятиэтажек в спальном районе. Ты открываешь дверь и попадаешь в удивительный сияющий мир. Мир этот чем-то сродни Хогвартсу – все наполнено чудесными картинами, необычными людьми в непривычных одеждах, говорящих что-то и поющих на непривычном языке. Ты походишь, поумиляешься, посмотришь на сребро-позлащенные ризы в отсветах свечей. Потом вздохнешь, закроешь дверь в этот таинственный мир и вернешься в свою реальную жизнь к своим привычным девятиэтажкам и своим привычным делам.
Встреча с этим миром похожа на встречу дяди Юлиуса, из бессмертного произведения Астрид Лингрен, с миром эльфов и гномов – днем у дяди был скверный характер, вставные зубы, надоедливые племянники и невкусная курица, зато ночью он погружался в неведомый и сказочный мир.
Мир, в который погружается человек, пришедший в православный храм, тоже во многом сказочный – люди в сказочных доспехах, обрамленные орнаментами a la Билибин, сказочные существа, сказочный Град Китеж, сказочные жития сказочных святых.... Глядя на все это часто напрашивается слово «лубок» - лубок изображает ту реальность, которая не существует на самом деле, но людям очень хочется чтобы она существовала. Внутри этой реальности всё хорошо – там живут добрые молодцы, румяные девицы, Чудо-Юдо, Кот-Баюн и птица Сирин. Ну, и к окружающей нас действительности всё это , понятное дело, имеет очень отдаленное отношение. И бывает иногда любопытный парадокс – чем талантливее оказываются люди искусства и чем качественнее подходят они к своей работе (архитектуре, живописи, пению и т. д.), тем глубже и шире получается расщелина, отделяющая этот сияющий лубочный «Хогвартс» от той самой блеклой и реальной жизни.
Причем лубок этот уже разросся до таких масштабов, что внутри него можно вполне комфортно существовать и даже выходить за его границы, возвращаясь к унылой обыденности, уже не обязательно – вышел ненадолго в магазин, встретился с обыденностью и обратно, в милый сердцу лубок.
Бутафория начала производить бутафорию для поддержания своего существования. Огромное количество людей внутри этой бутафории существует, внутри этой бутафории живет и на этой бутафории зарабатывает деньги. Да - производство бутафории сделалось обширным и прибыльным бизнесом.
Казалось бы – ну и что такого: хотят люди жить внутри бутафорского лубка, и пусть себе живут – плохого ж не делают. Но ситуация не так безобидна, как может показаться на первый взгляд. Проблема в том, что этот лубочный Хогвартс увеличился до таких размеров и так прочно соединился с Церковью, что на сегодня уже стал практически самодостаточным явлением и претендует на то, что он и есть Церковь. И человек, в Церковь приходящий, приходит именно в этот Хогвартс и видит только этот Хогвартс, поскольку он своей сребро-позлащенной, рельефной, покрытой нитридом титана махиной скромную Христианскую Общину заслоняет напрочь и человеку нужно приложить очень много усилий чтобы через эти резные джунгли продраться к тому, что скрывается за ними. Многие так и остаются внутри мира эльфов и гномов ( ну, или Града Китежа), считая при этом, что находятся в Церкви.
Это проблема не только церковного строительства и церковного декора. Строительство и декор – самая верхушка гигантского айсберга Церковной Жизни в целом.
Жизнь, в целом, мы сейчас разбирать не будем – сосредоточимся на визуально-эстетической её стороне, как на наиболее наглядной и очевидной.
Эта эстетическая сторона Церковной Жизни есть как раз то, с чем человек, приходящий в Храм сталкивается в первую очередь. То, через что он, на первых парах, воспринимает Церковь. А иногда, то, через что он даже приходит в Церковь.
Как-то, я спросил у одного американского священника - что для него стало настолько важным и знаковым, что он , в свое время, ушел с протестанского теологического факультета и стал православным. Он ответил: « Две вещи – книги о. Александра Шмемана и небольшой православный храм на кладбище, мимо которого я ходил на теологический факультет». С первым всё очевидно – о. Александра смело можно называть апостолом Православной Церкви в Америке, настолько сильно там влияние его книг и проповедей. Со вторым же , вообще, интересно – службы в этом кладбищенском храме бывали редко - по-большей, части он был закрыт и тогда студент теологического факультета подходил к окнам и, прикрываясь руками от бликов на стекле, старался впитать и понять непривычную КРАСОТУ, которую ему удавалось разглядеть внутри. Чуть позже выбор был сделан – он стал священником, а потом и деканом православной семинарии.
Семинарии повезло, что священники и художники той маленькой кладбищенской церкви уделяли такое внимание эстетической составляющей, а Теологический Факультет сам виноват, что не уделял.
Существует контраргумент – вся церковная эстетика – музыка, живопись и т.п. – нужны только для недавно пришедших в церковь, они еще немощны и требуют привычных подпорок для встречи с подлинно духовной жизнью, которая настолько отличается от привычной, что не имеет привычных форм , вообще. С этим можно согласиться, но необходимо отметить, что если эстетической составляющей, вообще, не будет – далеко не факт, что эта самая встреча с духовностью, в принципе, состоится. У кого-то, возможно, состоится, а у кого-то, скорее, нет. Когда у человека уже состоялась ВСТРЕЧА с Богом - ему все равно: слышит ли он музыку, видит ли он живопись – он знает КУДА идет. Но это можно сказать про очень немногих членов Церкви. У большинства эта осознанная ВСТРЕЧА еще не состоялась и не факт, что состоится. Задача церковного искусства к этой встрече человека подвести или, хотя бы, ей не помешать. Люди, приходящие в храм, по своим качествам очень разные – у кого-то абсолютный слух, у кого-то IQ 150, а кто-то одарен эстетически. У каждого человека его таланты это способ познания мира и каналы, по которым к человеку приходит ОТКРОВЕНИЕ. К одному через СЛОВО, к другому через ГАРМОНИЮ звуков, к третьему через художественную форму. Если какие-то из них закрыты или отсутствуют, Откровение, возможно, найдет другие пути, но люди оформляющие храм и служащие в храме не должны на это рассчитывать.
Как-то, позвали нас в один старинный храм, чтобы доделать росписи, начатые местным художником. Староста говорит: «Он почти все сделал, две стены только остались – возьметесь?». Мы смотрим, а там с росписями совсем беда. Бывает – еще куда-ни-шло, но в том храме – вообще, ни-в-какие ворота - фильм ужасов. Спрашиваем: « а что настоятель ваш про росписи думает – нормально, вообще, ему?». Староста отвечает: « А он у нас СЛАБОВИДЯЩИЙ – он и службу-то больше по памяти ведет, а то, что на сводах и куполе совсем не видит...»
Если твоя паства состоит из слабовидящих людей, которым, вдобавок, медведь наступил на ухо, это существенно упрощает задачу. Но, если не так – это налагает большую ответственность на людей, формирующих облик Православного Храма.
Например, если эстетически одаренный молодой человек, гуляя в воскресный день по парку «Патриот», решит прислушаться к тихому внутреннему зову и переступит, впервые в жизни, порог православного храма, и этим порогом окажется порог Главного Храма ВС РФ (отлитый из каких-то там трофейных пушек) – далеко не факт, что эстетически одаренный молодой человек захочет переступать в следующий раз еще какие-то пороги, поскольку уйдет с мыслью: « если ЭТО Православие - мне, однозначно, туда не надо»...
Можно, конечно, сказать – ну, и иди себе, молодой человек, куда хочешь – нам и без тебя тут разных интеллигентов хватает, не знаем, что с ними делать. Не волнует нас твоя эстетическая одаренность. Эстетика, вообще, нужна только «неразвитым сознаниям»... Но история Церкви свидетельствует о другом : споры об иконах и изображениях, вообще, имели нешуточный (а иногда и смертельный ) накал с самых ранних времен. Потом Церковь твердо решила, что изображения ей нужны и изображения для нее важны - труды Иоанна Дамаскина, Феодора Студита и многих других менее заметных писателей подвели под эту необходимость основательную базу. И дальше Церковь последовательно утверждала (вспомним, хотя бы, Торжество Православия) важность эстетической стороны своей жизни.
То есть, уверенно можно сказать, что эстетике ( и, в частности, визуальной эстетике) в Церкви придается огромное значение и дальше уже надо разбираться с самой этой эстетикой.
Тут важно понять – почему бутафория это плохо. Ответ довольно прост – потому что любая бутафория это ФАЛЬШЬ. Фальшь это то, что заменяет собой что-то настоящее и подлинное и не дает к этому настоящему и подлинному прикоснуться.
Например: большинство храмов сейчас строятся из железобетонных конструкций. По соответствующим технологиям. Делают в храме ж/б перекрытие, а потом начинают под это перекрытие подвешивать фальшивые гипсокартонные своды в духе теремного дворца – бутафория чистой воды. Для чего это делается? Аргументов много: « иначе народ не поймет», «мы должны от протестантов отличаться», « это по-нашему», « это православная традиция».... Аргументы, вроде, безобидные, но когда начинаешь вникать в их суть, проявляется колоссальный подлог – получается , что православная традиция, это теремной дворец. А если не теремной дворец – это уже не православная. Мы уперлись в бутафорский лубок. Лубок говорит: « Я - православная традиция». И поспорить с ним трудно – действительно, теремные своды, луковки-маковки, резьба и позолота это вполне себе традиция. Cформировался джентльменский набор : маковки-резьба-позолота, который должен предъявить зрителю, каждый уважающий себя православный храм. И если не предъявляет – у внимательного пользователя сразу должны возникнуть подозрения – не протестанты ли? не обновленцы? Не МОДЕРНИЗМ ли?!
Модернизм, вообще, страшное слово, которым можно пугать по ночам юных архитекторов и художников. Под это понятие можно подвести, практически, что угодно и заказчику с пректировщиком ничего не остается, как щедро вывалить весь набор и утыкать проект таким количеством маковок, чтобы любой придирчивый зритель мог облегченно выдохнуть: «не, не модернизм!».
В маковках, самих по себе, криминала, понятно, нет. Но когда они появляются, как непременная составляющая сусального Града Китежа, они перестают быть безобидными. Они помогают ввести неподготовленного зрителя в иллюзорную реальность этого Китежа. Они начинают формировать эту иллюзорность в то время, как изначально, задача Христианской Церкви была как раз противоположной – вывести человека из иллюзорного мира и обратить его внимание на реальность, оторвав от негодных объектов - эльфов и гномов.
Можно констатировать: произошло двольно-таки страшное событие – БУТАФОРИЯ СТАЛА НОРМОЙ. Бутафория сегодня воспринимается большинством людей, приходящих в наши храмы именно как норма.
Как с этим бороться (и надо ли с этим бороться) – вопрос не простой и ответить на него в рамках короткой статьи не удастся.
Но художник имеет все возможности , если посчитает нужным, бороться с проявлениями бутафории на доступном пространстве доступными методами.
Вот здесь мы и поговорим об ОРГАНИЧНОСТИ.
Почему швейцарская часовня представилась мне эталоном органичности?
Если начать разбирать все составляющие этого проекта - насчитаем, как минимум, три : назначение, экстерьер и интерьер. Интерьер в нашем случае имеет еще несколько подпунктов : живопись, мебель, декор. И идеальность проекта состоит в том, что все эти составляющие находятся во внутренней гармонии друг с другом (помогают друг другу, возникают одна из другой, а не противоречат и не перетягивают внимание на себя), появление каждой из этих составляющих в своем оригинальном виде обусловленно закономерной необходимостью и все вместе они составляют нераздельное ЦЕЛОЕ.
Это небольшой храм в сельской местности, рассчитанный на службы по праздникам для небольшого числа людей (много не будет, потому что городок маленький, а храмов в нем несколько). Архитектура прекрасно вписана в окружающую среду – в городскую застройку и ландшафт – место для часовни найдено идеально. Конструктивные и эстетические задачи слились настолько, что трудно отделить одну от другой. Интерьер оформлен так, как и должен быть оформлен интерьер маленькой церкви – ни одной лишней детали и всего два визуальных акцента – иконы в киотах - на которых внимание зрителя концентрируется сразу и целиком. Нет декоративной мишуры и пустого «шума».
Поставлена очень ясная задача и решение этой задачи достигнуто кратчайшим путем, т.е. максимально простыми (естественными) методами. А из визуальных приемов присутствует только то, что действительно необходимо...
Все составляющие находятся в гармонии с ЦЕЛЫМ и между собой.
Последнее особенно важно – раньше оно достигалось естественным путем, а как его достичь сегодня – не понятно...
Архитекторы и художники вплоть до 19-го века были свободны от игры со стилями. Перед ними не стояла задача мучительного стилистического выбора – все получалось натуральным образом : эстетика была неразрывно связана с конструктивной частью так, что трудно определить где кончается одна и где начинается другая (вспомним, например, арочные конструкции и кирпичную кладку – и то и другое сделалось неотъемлемой частью эстетики многих и многих старинных храмов).
Художники решали свою задачу только одним единственно возможным способом – по-другому не могли. Сегодняшний же художник может запросто : « Вам в «академке» надо или в «канонике»?
Наше художественное мышление эклектично, потому что сформировалось эклектичным образом – мы стали бенефициарами работы всех предшествующих поколений архитекторов, строителей и декораторов, но чтобы извлечь из этого богатства пользу, надо сильно постараться.
В Белорусской Академии Искусств рассказывают байки про классика советского сурового стиля М. Савицкого, говорившего студентам: « Если стоишь перед работой и думаешь делать что-то или не делать – НЕ ДЕЛАЙ! Делай только то, без чего жить не можешь».
Возможно, в этом совете содержится ключ и к пониманию принципов церковного искусства сегодня – появление отдельных архитектурных и художественных составляющих проекта должно быть обусловлено закономерной необходимостью.
И раньше это правило срабатывало естественным образом. Сегодня же - беда. Посреди деревни на десять дворов может появиться белокаменный собор с куполами, мозаиками и резьбой. Почему он появился? Потому что спонсор-благодетель решил поставить на малой родине храм. Он же не может построить будку, как какие-то швейцарцы в 18-м веке – он строит солидно и с размахом. А когда благодетель перестанет давать деньги, храм закроется, потому что не сможет оплачивать коммуналку. А батюшка перейдет служить в маленькую пристройку, куда легко поместится и весь его приход в воскресный день.
Приведу еще один пример воплощенной органичности.
Это Покровский Храм в Нижней Ореанде в Крыму.
Архитектору повезло как мало кому еще – работать с таким исходным материалом это просто подарок. Храм стоит на крутом склоне Южного Берега Крыма, среди сосен, с видом на море и косу вплоть до Ялты. Ты подходишь к храму в жаркий летний день, когда вокруг все цветет и стоит запах хвои и смолы, разогретых на солнце, ты смотришь на крутой склон, на море , на цветы и понимаешь – это и есть земной рай.
Архитектор тоже распорядился предоставленным шансом на славу – храм получился удивительно соразмерным человеку и очень комфортным внутри. Мозаики от лучших мастеров того времени – изюминка проекта. Но главное его качество можно оценить только во время службы. Боковые стены вытянутого храма состоят из нескольких двустворчатых дверей. И когда в солнечный день, во время литургии, они открываюся, стены храма как-бы растворяются и цветущая крымская природа, во всем великолепии, соединяется с внутренним пространством церкви. Храм, соданный человеком , естественным образом становится частью Храма, созданного Самим Творцом.
Мне особенно повезло побывать там на праздник Троицы, когда это ощущение было максимально острым.
Здесь тоже всё как по-писанному: храм для небольшого числа прихожан в теплом южном климате среди цветущей природы. За образец были взяты грузинские и армянские храмы, находящиеся в похожих условиях, но проект был адаптирован под конкретные условия и уникальный ландшафт. Минимум декора и акцент на высокохудожественных мозаиках, расположенных в нужных местах – идея срабатывает на сто процентов. Все составляющие не то, что не противоречат друг другу, а сливаются просто-таки в настоящую симфонию.
Понятно, что это очень яркий и своеобразный пример, но мы имеем и много примеров не настолько уникальных, но настолько же органичных. Главное - закономерная обусловленность появления тех или иных деталей проекта и увязка их с главной идеей и между собой.
Появись, например, такой проект где-нибудь ближе к Полярному Кругу – свою органичность он утратит напрочь . Звучит это смешно, но сегодня многое примерно так и делается – да, не строить храм с исчезающими стенами возле Полярного Круга практического соображения хватает, но там где речь заходит о менее практических вещах – так и работает: реализовать проект, построенный в другое время, другими людьми, в другом месте, для других задач и другими средствами – это наше всё!
Настоятель маленького деревенского храма под Минском хочет для апсиды своего храма образ Божией Матери из Софийского Собора в Константинополе - ну, нравится Она ему. Нам тоже нравится, но мы пытаемся достучаться : «Отче, вы ж посмотрите на Софию и посмотрите на ваш храм – там образ рассчитан на просмотр со ста метров, а у вас всего семь! Ну, не нужен вам ЭТОТ образ, вам другой образ нужен, пусть даже и не такой гениальный. И если мы даже тупо уменьшим Софийскую Богородицу - все равно будет абы-что, потому , что у вас ВСЁ ПО-ДРУГОМУ.»
Пытаемся перейти на доступный язык: « вот, представьте – идет тихая вечерняя служба в скитском храме отдаленного монастыря: полумрак, свечи, знаменный одноголосый распев . И вдруг, посреди всего этого, хор решил грянуть Бортнянского.... как вы думаете – что получится?»
Священник убивает нас своим ответом: « Так, класс! Так и надо!»....занавес.
Большинству, все же, музыкальные аналогии более понятны. Редкий священник старается разбавить знаменный распев Бортнянским – это довольно очевидно. Но, когда дело доходит до архитектуры и художеств – куда что девается...
Приведу еще пример из смежной области. После разговора о важности индивидуального подхода к каждому храму один из слушателей говорит: « Вот, мне старинные иконы нравятся больше чем современные – они более эстетичные..». «Да - отвечаю – мне тоже». « Так зачем вы тогда говорите про писанные иконы – они же все равно не получатся лучше старинных. Проще мне распечатать Дионисия и я получу настоящее удовольствие!» И смотрит, довольный – срезал лектора.
Я пробую опять на понятном: вот, представьте службу в деревенском храме, где-нибудь в глубинке – священник, десять прихожан и клирос. На клиросе кто поёт – местные бабушки. Как они поют – известно как: если у кого-то из них в молодости и был голос, эти времена давно прошли. Ну, и слух тоже... часто... В общем, кто слышал, тот представляет. И в то же время мы имеем, например, Хор Троице-Сергиевой Лавры - это ж просто Торжество Православия! Или Хор Валаамского Монастыря – помню, когда первые записи стали появляться, у людей слезы на глазах выступали – праздник эстетики! Да, сегодня изумительной церковной музыки уже просто огромное количество. На любой вкус. Хочешь молитвенной сосредоточенности – пожалуйста! Хочешь Торжества Православия – вот оно! И сравнивать с ними хор бедных бабушек никому даже в голову не придет – это разные вселенные.
Но, при этом, никому, почему-то, в голову не приходит и заменить этот немощный хор записью . Хотя, казалось бы – щелкнул клавишей и у тебя в храме Валаам! Щелкнул еще раз – Лавра!
Но все понимают – убери бабушек с клироса и службы не станет. Потому что служба это ЖИВОЕ дело. А запись, какая бы прекрасная она не была – НЕ ЖИВОЕ. Потому что Литургия это Жизнь. Потому что Литургия это духовный опыт. Личный опыт. И личное переживание. И переживание другого человека, даже обладающего абсолютным слухом и оперным баритоном, для тебя не сработает. И служба , лишенная личного опыта и личного переживания уже не служба – эстетические упражнения и больше ничего.
И с пением это, вроде, понятно. Почему тогда не понятно с живописью? Ведь и с живописью то же самое. Икона это результат личного духовного опыта конкретного иконописца. Результат его отношений с Богом и его знаний о Боге – это живое дело. Потому что сама жизнь это общение с Богом.
Да, этот опыт несравненно менее яркий и убедительный чем опыт Рублева – современникам Рублева повезло больше чем нашим. Но Рублев уже свою жизнь в церкви прожил, а ЭТУ жизнь проживаем мы.
Эта жизнь и есть органичность – поэтому хор бабушек вполне органичен, несмотря на неоднозначную эстетику.
Что делать с этой эстетикой - тут есть только один рецепт – правильно выбирать задачу. Песнопение, написанное на пять голосов для хора, в котором сорок сопрано, они не потянут. Зато, что-то гораздо более простое – вполне себе, споют.
Часовня Св. Антония это маленькое эстетическое чудо. При том, что в ней нет ни мрамора, ни резных капителей, ни позолоты – вообще, почти ничего нет. Но от этого она ничуть в эстетичности не теряет. Наоборот – выигрывает! Потому что органична. А это с эстетикой связано на сто процентов. Попытка добиться эстетики без органичности выглядела бы аляповатым пряничным домиком (как зачастую, сегодня и выглядит). А органичность без эстетики - тоже на любителя : «корзина для навоза прекрасна, потому что выполняет свою функцию» ( бедный молодой человек с развитым эстетическим чувством)...
Но, надежда у молодого человека, все же, есть.
Не исключено, ведь, что порогом храма, который он когда-нибудь, все-таки, переступит, окажется порог храма в Нижней Ореанде на праздник Св Троицы. И тогда пазл сложится – явление перестанет делиться на составляющие и единство духовного содержания и художественной формы проявится самым естественным образом. И тогда уже не надо будет рассуждать про «символику цвета в иконе» – вообще, не надо будет рассуждать про символику – всё станет самоочевидным. Для эстетически одаренного молодого человека совершенство формы храма в Ореанде уже само по себе довольно весомое свидетельство Божественного Бытия.
Эстетическую часть человек считывает одномоментно и, часто, подсознательно. Интеллектуальное восприятие другое – оно требует времени и осознанного усилия. Поэтому эстетическая часть настолько важна – без нее переход к интеллектуальной может и не состояться.
Хорошо, что сегодня начали появляться понимание этой важности и стремление работать с церковной эстетикой, хотя, в целом, она продолжает оставаться ПРЯНИЧНЫМ СЮРРЕАЛИЗМОМ. Пряничный сюрреализм - явление, по определению, искусственное и иллюзорное, но мы, почему-то, считаем возможным рассказывать о реальных и очень серьезных вещах на выдуманном языке. И здесь появление даже одного достойного образца ОРГАНИЧНОСТИ трудно переоценить.
Рискну предположить, что «Троица» Рублева или, например, Владимирская Икона одним своим существованием в Третьяковской Галерее привели в храмы больше людей, чем многие церковные проповедники вместе взятые.
Сегодня таких ярких памятников нет, но процесс, слава Богу идет.
Поэтому – дерзай, молодой человек!
Commentaires